Соль >> Чеширское проседание
Чеширское проседание:
-
Когда Британская империя находилась в зените своего могущества, ливерпульская соль была настоящей волью империи — престижным продуктом, известным всему миру. Шахты Чешира — как и рудники Кардоны, Халляйна, Велички — служили развлекательным аттракционом для аристократических гостей графства. Высокопоставленных туристов спускали в шахты в огромных бадьях для рассола. Бадья, освещенная светом свечей, скользила вниз по узкому колодцу, и в самом низу посетителей встречали слова «добро пожаловать», составленные из огоньков свечей, которые держали в руках шахтеры. Местная легенда гласит, что когда русский царь1 побывал с визитом в Англии, он отобедал под Чеширом «при свете тысячи свечей».
Выход на мировой рынок Чеширу обеспечили каналы, ведущие от соляных шахт в Ливерпуль. Соль брали в качестве балласта не только суда, отплывавшие в Америку за хлопком и другим импортным сырьем для британской промышленности, но и корабли, отправлявшиеся в Западную Африку — ведь порт Ливерпуль принимал самое деятельное участие в работорговле.
Но в конце XIX века 90% соли Чешира все же шло на внутренний рынок Британии. И неплохой доход в графстве мог получить всякий, кто купил или взял в аренду небольшой клочок земли около Нортвича или Нантвича и имел в своем распоряжении небольшой начальный капитал, необходимый для бурения скважины и обзаведения угольной печью и несколькими широкими плоскими железными поддонами.
Трубы над чеширскими солеварнями были недостаточно высокими, так что ветер не мог унести всю сажу и раскаленную золу. Рабочие и их семьи жили прямо среди горячих черных туч. «Дым и удушье изможденного Уинсфорда» — так в 80-х годах XIX века описала атмосферу одного из здешних городков местная газета. В 1878 году королевская комиссия докладывала, что загрязнение воздуха задушило местную растительность. Солеваров штрафовали, но методы их работы не менялись. Один из них признался комиссии, что будет продолжать работать, пока штрафы не выдавят его из бизнеса, «а тогда он куда-нибудь в другое место переедет».
Солеварение было нелегким делом. Если глава семьи арендовал поддон, то его жена и дети помогали ему обеспечить максимальную прибыль, а для этого надо было дежурить у печи круглосуточно, чтобы процесс не прерывался ни на минуту. Дети начинали работать с девяти лет. Их матери сновали из дома на солеварню и обратно, совмещая работу и домашнее хозяйство. Обычно рабочий день наемного солевара продолжался двенадцать часов, но часто бывало и гораздо дольше. Некоторые рабочие получали почасовую оплату, другие оплачивались сдельно.
Реформы происходили очень медленно. По закону 1867 года детям и женщинам было запрещено работать между шестью вечера и шестью утра. Инспекторы фабрик стали возражать против женского труда, утверждая, что для женщин эта работа слишком тяжела физически. И публика была совершенно скандализована, когда выяснилось, что в жаре у топок мужчины и женщины работали вместе, причем мужчины — голыми до пояса, а женщины без платьев, в одном белье и нижних юбках.
Девушкам до восемнадцати лет запретили работать на солеварнях. А затем началась борьба за сокращение рабочей недели для мужчин. Один из инспекторов по имени Роберт Бейкер заявил: «Остается фактом, что мужчины не видят своих постелей, кроме как в ночь на воскресенье».
ЦЕНТРОМ ЧЕШИРСКОГО СОЛЕВАРЕНИЯ всегда считался Нантвич. Однако в начале XX века геологи обнаружили, что самые значительные запасы соли сосредоточены под Нортвичем и Уинсфордом: толщина пласта каменной соли здесь достигала 180 футов, и даже в самых тонких местах он был не тоньше 48 футов.
Загадочные провалы земли время от времени случались здесь и в XVIII веке, но к концу XIX столетия стали регулярным явлением — причем именно в районе Нортвича и Уинсфорда. Глубокие ямы появлялись ежегодно на лугах, пастбищах и даже на городских улицах. В них набиралась дождевая вода, и ямы превращались в небольшие прудики. В самом конце столетия около Нортвича вдруг образовалось озеро площадью больше ста акров. Солевары сваливали в эти ямы пепел и известь, еще больше загрязняя свою и без того уже прокопченную дочерна землю.
Те, кто работал на скважинах с рассолом, по-прежнему обвиняли в происходящем шахтеров, добывавших каменную соль: провалы-де образуются как раз над заброшенными шахтами. Эта версия долго казалась очевидной, но к XIX веку выяснилось, что расположение ям не соответствует топографии шахт. А потом провалы участились настолько, что пришлось искать другое объяснение: сравнительно небольшое количество подземных штреков просто не могло причинить такого ущерба на поверхности.
С другой стороны, было замечено, что чем больше добывается рассола, тем чаще проседает земля.
Провалы начинали наносить серьезный ущерб: они разрушали полотно железных дорог и даже угрожали мостам. К 1880 году в одном только Нортвиче было разрушено или повреждено 400 построек. В Уинсфорде только что построенная церковь была признана аварийной. Водопроводные, канализационные и газовые трубы постоянно лопались, а бесконечные ремонты истощали муниципальный бюджет.
Вот как описывает Нортвич один путешественник того времени:
Мостовую пересекало множество миниатюрных долин, а многие дома по соседству стояли вовсе не вертикально. Некоторые нависали над улицей на целых два фута, в то время как другие опирались на соседей и словно подталкивали их. Каминные трубы кренились и казались опасными; двери же и окна отказывались открываться и закрываться как следует. В окнах многие стекла были разбиты; стены являли трещины от самых маленьких до таких, что шириной в три-четыре дюйма; а что до кирпичных арок над дверями и проходами, то замковый кирпич или уже выпал, или собирается, и во многих случаях обычные арки поддерживаются короткими балками. Внутри дела обстоят не лучше. Потолки трескаются, карнизы падают; штукатурка на стенах и бумажные обои, покрывающие ее, окутаны множеством трещинок и щелей. Дверь отказывается открываться, если ее не подправляет постоянно плотник, или же раскрывается в комнату, стоит отпереть замок.
Журнал «Интерьер», 1879
С типично английской любовью к изящным эвфемизмам надвигающаяся катастрофа официально именовалась проседанием. Чеширское проседание служило неиссякаемым источником острот по всей стране и превратило чеширцев в героев множества анекдотов. Однако грозное явление привлекало в графство и множество религиозных фанатиков. Стоя на краю провала, они проповедовали зевакам, пришедшим поглазеть на новую дырку в земле, и, указывая на исковерканные котлы и сломанные дымовые трубы, предрекали, что вот в точности так же будет выглядеть и ад.
В действительности причина всего была в том, что из-под Чешира быстро выкачали слишком много рассола. Соль добывали сотни мелких честолюбивых предпринимателей. Они отчаянно конкурировали между собой. Некоторые даже выкачивали из скважин рассол, который не могли обработать, и сливали его в каналы, лишь бы он не достался конкурентам.
Чеширский рассол — это насыщенный раствор, в котором концентрация соли достигает 25%. Еще больше соли он растворить просто не может. Но когда рассол выкачивают, то его замещает пресная грунтовая вода. Она-то как раз активно поглощает соль, пока раствор вновь не станет насыщенным. Беда в том, что рассол вычерпывали слишком быстро. Пресная вода соответственно тоже поступала в больших количествах и жадно разъедала окружающую соль, в том числе и вертикальные соляные «колонны», поднимавшиеся от пласта к поверхности. Когда подмытая колонна рушилась, то прямо над ней проседала земля.
Но даже в XIX веке, когда этот процесс был понят, было очень трудно определить, кто виноват. Грунт непосредственно вокруг солеварни мог оставаться вполне надежным, но при этом рассол, который она выкачивала, вдруг вызывал обрушения за четыре мили отсюда. А две или три солеварни, расположенные гораздо ближе к новому провалу, не имели к нему, как выяснялось, никакого отношения.
Установить виновного было очень важно с точки зрения закона, поскольку сотни людей, многие из которых не имели никакого отношения к производству соли, лишались своей собственности и требовали компенсации. Не зная ответчика, они не могли обратиться в суд. Может быть, попробовать обвинить в происходящем всю соляную промышленность в целом?
Горожане сформировали комитеты и внесли в парламент законопроект о компенсациях для тех, кто пострадал в результате деятельности солеваров. Исходя из старинного принципа британского права, согласно которому владелец земли владеет и ее недрами, истцы заявили, что солеваренная промышленность не только разрушила их собственность, но и похитила их каменную соль, растворив и высосав ее из-под принадлежащей им земли.
Солевары уверенно защищались, выдвигая типичный для капиталистов XIX века аргумент: местные жители не могут претендовать на компенсацию, поскольку соляная промышленность и так уже создала множество материальных благ, которыми они все пользуются. Кроме того, нет никаких доказательств, что проседание вызвано именно выкачиванием рассола. Скорее всего, образование провалов — природный феномен, и они, возможно, будут появляться даже в том случае, если вовсе прекратить добычу. Эти доводы показались убедительными, и в 1880 году билль был отклонен.
В 1887 году группа лондонских финансистов аккумулировала четыре миллиона фунтов стерлингов и начала скупать солеварни для компании под названием Salt Union Ltd— «Соляной союз». Компанию основали семеро предпринимателей, которые раньше не имели отношения к соляной индустрии, однако теперь задумали скупить все британские солеваренные предприятия и создать самую большую промышленную корпорацию в Англии. Правда, и лондонская «Таймс», и журнал «Экономист» сомневались, что даже такой гигант сможет стать монополистом в отрасли, где сырье столь доступно, а для вхождения в бизнес требуются столь скромные начальные вложения.
В Чешире с его давними традициями сугубо индивидуалистического мелкого предпринимательства появление корпоративного гиганта, скупающего одну за другой местные солеварни, было поначалу встречено в штыки. Однако лидеры индустрии в глубине души понимали, что укрупнение — неплохое решение для рынка: на нем явно было слишком много игроков, которых конкуренция заставила довести добычу рассола до такого абсурдного уровня, что они вот-вот могли буквально утонуть в нем все вместе. Низкие цены на соль в конце 1880-х годов оказались дополнительным аргументом в пользу продажи бизнеса.
В результате 65 солеваров — не только из Чешира, но и соседних графств Стаффордшир и Вустершир, а также из северо-восточной Англии и Северной Ирландии — продали «Соляному союзу» свои предприятия. Он сосредоточил в своих руках 85% британской соляной продукции, однако большинство аналитиков считали, что монополист сильно переплатил за приобретенные активы. Первые несколько лет союз получал очень высокую прибыль, однако затем наступил резкий спад. Снова выйти на уровень 1890-го удалось только к началу 20-х годов XX века.
В 1891 году жители Чешира снова внесли в парламент билль о компенсациях, и «Соляной союз» снова привел те же аргументы, что и независимые солевары десятью годами раньше: население и так получает компенсацию в виде экономических благ, созданных соляной индустрией, а проседание — природное явление, возможное и без участия солеварен. Однако союз, в отличие от массы мелких производителей, представлял собой удобную мишень: это была единая структура, которую можно было попытаться заставить взять на себя ответственность. Местные горожане извели целое состояние, проталкивая свой законопроект, а «Соляной союз» и его акционеры истратили не меньше средств, пытаясь добиться его отклонения. Тем не менее закон был принят, и через десять лет уже сам союз вчинял иски конкурентам, утверждая, что его собственность страдает из-за их деятельности, приводящей к проседанию.
В долговременной перспективе Акт о компенсациях сыграл на руку «Соляному союзу»: в соответствии с этим законом был создан Совет Чешира по компенсациям, который финансировался посредством специального вмененного налога, одинакового для всех солеварен. Понятно, что этот налог был обременителен для небольших предприятий и не слишком существен для крупных. Мелкие предприниматели не сомневались, что вся эта затея с Советом — просто-напросто очередная попытка монополии вытеснить их из бизнеса.
Между тем Совет разработал условия, которые должны были соблюдать строители, если они хотели в будущем претендовать на компенсацию. Разрушающиеся городки перестраивались в старинном тюдоровском стиле, причем в основание каждого здания обязательно закладывалась деревянная рама из толстого бруса. Рама была снабжена специальными проушинами, в которые при случае можно было вставить плечо домкрата, достаточно мощного, чтобы поднять оседающее здание. Домкраты, способные поднимать 50 тонн, имели всего восемнадцать дюймов в высоту и действовали по тому же принципу, что и судоподъемник в Андертоне.
Англичан часто представляют как эксцентричных чудаков, упрямо цепляющихся за странные, забавные и безнадежно устаревшие обычаи. И в то же время это нация предпринимателей, совершивших индустриальную революцию. Мощные компании вроде «Соляного союза», построенные британскими промышленниками, — это предтечи сегодняшних транснациональных гигантов. Обе разновидности англичан были представлены в Чешире семействами Томпсон и Стаббс.
Обе семьи издавна известны в соляном деле. На карте 1710 года отмечена «соляная яма Джона Стаббса», хотя сегодняшние Стаббсы не знают точно, кем приходился им Джон. Некоторые члены семейства были дерзкими мечтателями, и основатели соляных плантаций на островах Тёркс и Кайкос тоже родом из чеширских Стаббсов. Но в XIX веке это была семья промышленников-капиталистов, и сыновья их учились на инженеров.
Томпсоны были долгожителями. Это было проклятьем рода: в то время как семейными предприятиями семьи Стаббс руководили хорошо образованные молодые инженеры, знакомые со всеми новейшими технологиями, фамильным соляным бизнесом Томпсонов часто управляли восьмидесятилетние деды и прадеды.
У обеих семей были солеварни недалеко от проседающего в рассол городка Нортвич. Более того, многочисленные члены семейства Стаббс владели соляными скважинами и в других районах Чешира. Однако к концу столетия мелкие предприятия, вынужденные конкурировать с крупными компаниями, все чаще тонули — и в финансовом смысле, и буквально. В 1870-е годы несколько братьев Стаббс объединили свои владения, а в 1888 году продали их «Соляному союзу», заняв несколько кресел в совете директоров корпорации. Со временем они снова купили несколько скважин за пределами графства, а в 1923 году приобрели «Новые чеширские солеварни» близ Нортвича.
Судьба Томпсонов была иной. В 1856 году семья основала солеварню «Альянс», пробурив скважину на заднем дворе гостиницы «Красный лев». В 1888 году они тоже продали предприятие «Соляному союзу», однако, решив сохранить также и независимый бизнес, организовали еще одну солеварню рядом с гостиницей и назвали ее «Лев».
Новые технологии, появлявшиеся в то время, касались в основном разведки соли и подъема ее на поверхность. Однако на самой солеварне мало что изменилось со времен римлян, разве что свинцовые поддоны, в которых выпаривался рассол, были размером не три на три фута, как у римлян, а тридцать футов на двадцать. Поддоны помещались на топившихся углем печах, а трубки для подведения рассола даже в XIX веке все еще делались из полых древесных стволов. Если не считать размера поддонов и угля, пришедшего на смену дровам, то процесс почти не изменился со времен латинского трактата De re metallica, написанного в 1556 году Георгом Бауэром (Агриколой). На английский язык этот труд был впервые переведен в 1912 году горным инженером и будущим президентом США Гербертом Гувером и его женой, Лу Генри Гувер.
Чеширские солевары научились делать очень разнообразную соль, которая могла удовлетворить специфические потребности самых разных покупателей. Соль для молочных ферм делали очень быстро: стремительно испаряющаяся вода оставляла мелкие кристаллы, подходящие для изготовления масла и сыра. Крупные зерна, похожие на морскую соль, получались в результате медленного испарения на солнце, и эту четырнадцатидневную соль грузили на корабли и везли в Гримсби, где использовали для засола трески. Соль, осажденную в виде блоков, а потом размолотую, называли в Чешире лагосской, потому что ее поставляли в Западную Африку. Поскольку на африканских рынках соль издавна покупали по объему, а не по весу, то для экспорта в Африку всегда старались изготовить крупные кристаллы, которые при равных объемах весили меньше, чем мелкие.
Но в 1905 году Джеймс Стаббс отправился в Мичиган, чтобы ознакомиться с новым вакуумным испарителем, который был там разработан. Принцип работы этого агрегата основан на законе, согласно которому при понижении давления понижается и температура кипения жидкости. Рассол в камере испарителя закипает, и этот пар затем служит для подогрева второй камеры. Потом он может быть отведен и к третьей. Конечно, они уже не смогут нагреться до той же температуры, что и первая, но если создать в них вакуум, то слишком высокой температуры и не потребуется. Эта схема решала одну из старейших проблем солеваренного производства — недостаток дешевого топлива.
В 1930-х Стаббсы установили на своих солеварнях первый испаритель. Эта великолепная машина представляла собой три башни, оформленные снаружи в стиле ар-деко: вертикальные рейки из темного и светлого дерева, а клапаны, трубки и циферблаты приборов — из полированной латуни. Некоторое время параллельно с новой машиной на солеварне продолжали функционировать и несколько открытых поддонов, в которых получали крупнозернистую соль, но скоро стало ясно, что они не могут состязаться с современными технологиями. В 1950-х годах были приобретены еще более эффективные испарители. Из всего множества солеваренных предприятий, действовавших в Британии в XIX веке, выжили и работают в настоящее время всего три. И компания «Стаббс» наряду с «Соляным союзом» входит в эту тройку.
Перед всяким, кому случалось выпекать хлеб, рано или поздно вставал вопрос: какую соль использовать? Поскольку в наши дни, если не считать знаменитой соли из Мэлдона в Эссексе на восточном побережье — которая тоже стала роскошью, — вовсе нельзя купить морской соли, добытой в Англии и Шотландии, я беру чеширскую каменную соль, которая продается полуторафунтовыми блоками, в пакетах по два фунта или в прозрачных шестифунтовых пластиковых упаковках, причем последние — самые выгодные по цене и наиболее удобные в использовании. Эту соль производит старинная ливерпульская компания Ингрема Томпсона («ливерпульская соль» часто упоминается в кулинарных книгах XVIII и XIX веков). Солеварни Томпсона находятся в Нортвиче. Наценка самой компании минимальна, и ее оптовая цена справедлива, так что если вы обнаружили, что платите за каменную или «кристаллическую» соль слишком дорого, то это, возможно, потому, что посредники закупают большие ее количества и перепродают розничным торговцам по слишком высокой цене.
Элизабет Дэвид Английский хлеб и дрожжевая кухня, 1977
ПОКА ОКРЕСТНЫЕ СОЛЕВАРНИ одна за другой закрывались или разорялись, Томпсоны продолжали вести свои дела по старинке. Они дарили чеширским школам глыбы соли, чтобы дети могли заняться резьбой по ней. Перед Рождеством рабочие по-прежнему окунали ветки в поддоны с рассолом, чтобы покрыть их сверкающими кристаллами. Даже в 60-е годы XX столетия Томпсоны все еще приглашали для ремонта своих древних паровых насосов, подающих рассол на солеварни, механиков из мелких кустарных мастерских. И вот в конце 60-х их основной рынок сбыта — восточно-африканский — рухнул в результате гражданской войны в Нигерии.
Перед большинством мелких ремесленных предприятий рано или поздно вставал выбор: индустриализироваться или и дальше пытаться выжить в одиночку? Но в один прекрасный момент выбора может и не оказаться: если предприятие становится слишком уж нерентабельным, оно больше не сможет привлечь инвестиции, необходимые для модернизации. Таков и был конец Томпсонов. Больше десяти лет они работали без прибыли, но в 1986 году наконец были вынуждены сдаться.
СЕГОДНЯ ЧЕШИР — это зеленый сельский край. Полевые цветы расцвечивают пастбища желтым и лиловым, по живым изгородям вьется ежевика, берега каналов, по которым больше не плавают баржи с солью, поросли тростником и рогозом. Трудно поверить, что сто лет назад небо здесь было черным от угольного дыма, горизонт застили сотни дымовых труб, а земля была иссушена, обнажена и покрыта белыми шрамами в тех местах, где выбрасывали окалину с испарительных поддонов.
Окружной совет Вейл-Ройял (в этот округ графства Чешир входят города Нортвич и Уинсфорд) учредил благотворительный фонд, который пытается превратить в музей последнюю из сохранившихся солеварен Нортвича. Местные жители иногда пишут сюда и спрашивают, где теперь взять старинной соли, которую паковали в деревянные бочонки и формовали в виде больших блоков. Эту соль они называют кусковой и говорят, что она идеально подходит для приготовления бобов и солонины. Но Томпсоны больше не делают соли.
Фонд с трудом изыскивает средства, поскольку участок со всех сторон окружают провалы. Черно-белые коровы сонно жуют жвачку среди старых ям, поросших травой, кустарником и нежной белой таволгой. Но тут и там видны свежие следы чеширского проседания, и многие местные не сомневаются, что солеварня старого Томпсона тоже в конце концов уйдет под землю.