Соль >> Каналы, пионеры и рабы
Каналы, пионеры и рабы:
-
Мирные договоры редко полностью заглаживают пропасть между вчерашними воюющими сторонами, и Версальский договор, завершивший Войну за независимость, не был тут исключением: враждебность между новорожденными Соединенными Штатами и Британией ничуть не угасла, британцы наложили эмбарго на поставку своих товаров в США, другим британским колониям также было запрещено торговать с Северной Америкой. Американцы, все еще сохранившие лояльность к Британии, вынуждены были искать убежища на архипелаге Тёрке и Кайкос — в том числе и на островке Солт-Кей, — а на Тресковом Мысу цена соли выросла тем временем с пятидесяти центов до восьми Долларов за бушель.
В 1793 году, когда американская экономика, все еще не оправившаяся после войны, по-прежнему остро нуждалась в соли, плотник с Кейп-Кода по имени Ройбен Сире изобрел сдвижную крышку для солеварных чанов, которая позволяла эффективно выпаривать морскую воду не только в летние месяцы, но и с марта по ноябрь. Пока светило солнце, чаны стояли открытыми, но после заката или в дождливую погоду на них можно было быстро надвинуть крышки, катившиеся по дубовым цилиндрам. И хотя солеварни были частными, на полуострове их считали столь важными для общественного благосостояния, что едва солнце закрывали облака, мужчины и женщины бросались накатывать крышки, из школ на помощь высылали детей, и вся береговая линия гудела от звука сотен дубовых катков.
Мелкие предприниматели-янки, прославившие Новую Англию, увидели в соли свой шанс. К 1800 году даже небольшие начальные вложения в солеварни Кейп-Кода быстро обеспечивали 30-процентную прибыль. Девственные пляжи и дюны, которые до сих пор считались бесполезными пустошами, были теперь изуродованы ветряными мельницами, трубами и огромными чанами с раздвижными крышками. Цены на соль все еще были высоки- рынок казался ненасытным. Излишки соли, которые были не нужны местным рыбакам, отправляли морем в Бостон или Нью-Йорк. И пока прибыль была огромной и доставалась легко, жителей Трескового Мыса не слишком беспокоили их загубленные дюны — не больше, чем чеширцев их прокопченные небеса.
Кейп-Код называли «золотой жилой для лодырей», и казалось, каждый здесь хочет делать только соль. Стеклодувам Сандвича, которые в XIX веке славились своими изящными стеклянными солонками, постоянно была нужна очень высокая температура. Но даже остывающий стеклодувный горн все еще давал достаточно жара для выпаривания морской воды, так что соль стала побочным продуктом производства стекла. А с расширением производства соли развивалась и рыбная промышленность.
Американцы не забыли о дефиците соли и во время революции. Несколько штатов, в том числе Массачусетс, все еще платили премии солеварам, и те начинали надеяться, что так будет продолжаться вечно. Но на практике дело не все-да обстояло подобным образом. Как только правительство обнаружило, что в Западной Пенсильвании процветает контрабандная торговля виски, который везут через Аллеганские горы и обменивают на соль, оно обложило крепкие напитки высокой пошлиной. В 1794 году фермеры, выращивавшие пшеницу и производившие виски, отказались платить налог, и любимец нации президент Вашингтон потряс общественность, твердой рукой направив милицию Пенсильвании на подавление беспорядков, которые вошли в историю как Спиртной бунт.
В 1787 году американцы начали производство соли в долине реки Онондага в штате Нью-Йорк. Иезуитские миссионеры, жившие среди индейцев-онондага еще в XVII веке первыми рассказали европейцам о здешних соляных источниках. Миссионер-француз, отец Симон Лемуан, записал в своем дневнике: «Мы попробовали на вкус источник, из которого индейцы не решались пить. Они говорили, что в нем обитает демон, который делает воду зловонной. Я понял, что это был соляной источник. Мы даже получили соль не хуже морской и некоторую толику ее доставили в Квебек».
Онондага — племя, говорящее на ирокезском языке, хозяева ежегодного съезда ирокезов. Как и многие другие (но не все) ирокезские племена, они во время Войны за независимость приняли сторону англичан. В 1788 году штат Нью-Йорк заключил с онондага договор, согласно которому на территории штата была создана резервация площадью 10 000 акров. Этой землей индейцы и белые должны были владеть совместно. Однако уже в 1795 году соглашение было пересмотрено, и онондага, которые до прихода европейцев вообще не ели соленого, уступили свои права на землю при условии, что им будут ежегодно поставлять 150 бушелей соли.
Штат и по сей день продолжает свои ежегодные соляные выплаты, хотя некоторые из онондага, вероятно, предпочли бы, чтобы им вернули землю. 150 бушелей — это полный грузовик пятифунтовых мешков, которые штат покупает по лучшей цене, какую может найти, — обычно от 1000 до 2000 долларов за грузовик. Цены не слишком сильно изменились с конца XVIII века: в те времена 150 бушелей соли стоили 900 долларов. Сегодня онондага расходуют большую часть соли на то, чтобы солить оленину и другую Дичь, а также в большом количестве квасить капусту.
Ни соленого мяса, ни капусты не было в их меню до стречи с европейцами, и, по словам онондага Одри Шенандоа, раньше индейцы использовали соль только как лекарство. Они и сейчас врачуют солью нарывы, которые возникают после укуса насекомого или укола шипом терновника.
В 1797 штат Нью-Йорк стал торговать подрядами на эксплуатацию индейских соляных источников. Была установлена максимальная цена, по которой могла быть продана местная соль: 60 центов за бушель плюс четыре цента налог. В первый год источники, расположенные вокруг городка Салина, дали 25 000 бушелей соли, но уже к 1810 году в графствах Онондага и Кайюга производили ежегодно около 3 миллионов бушелей. Соленую воду источников выпаривали и на солнце, и на дровяном огне. Это были самые большие солеварни в Соединенных Штатах.
Американцы были глубоко убеждены, что британцам нельзя верить. Ведь «красные мундиры» так и не убрались, хотя и обещали, с земель вдоль Великих озер, они подстрекали индейцев, в том числе племена онондага и кайюга, и срывали любые соглашения, которые могли бы способствовать развитию экономики США. Договор Джона Джея считался неравноправным, невыгодным и был непопулярен в Америке.
Британцы по-прежнему считали себя вправе захватывать британских моряков, служивших на американских кораблях, и принуждать их к службе на флоте Его Величества. В поисках соотечественников они досматривали торговые суда США, иногда забирая с собой даже американских моряков. В 1807 году британский военный корабль обстрелял американский фрегат «Чесапик». Президент Томас Джефферсон ответил на это актом об эмбарго, запретив судам США торговать за океаном. Акт был направлен не только против британцев, но и против французов, потому что те тоже брали на абордаж американские суда. Но эта мера не только не изменила положение дел на море, но и обернулась экономической катастрофой для Новой Англии.
Когда эмбарго было наконец отменено, в Штатах все чаще стали слышны призывы к возмездию: ответному вторжению в британские колонии, еще остававшиеся в Северной Америке, — теперь они назывались Канадой. И хотя подобные призывы обычно исходили от более радикальных южан, умеренные жители штата Нью-Йорк тоже опасались, что вскоре основной поток грузов потечет через порты Канады, обладавшей к тому же гораздо более удобной системой внутренних водных путей.
В 1808 году некто Джошуа Форман из городка Салина предложил ассамблее штата Нью-Йорк рассмотреть возможность постройки канала, который соединит Великие озера и реку Гудзон. Форман был убежден, что такой канал необходим для развития соляной промышленности: ведь он дал бы возможность задешево доставлять на баржах соль прямо в город Нью-Йорк. А уж тогда-то рынком сбыта для солеваров округа Онондага станет весь мир.
Ассамблея выделила 600 долларов на разведку маршрута, несмотря на серьезное противодействие политиков и финансистов Нью-Йорка: они не верили в проект и к тому же боялись, что канал может подорвать экономическое значение нью-йоркского порта. Однако идею поддержал губернатор и бывший мэр города Де Витт Клинтон. Губернатор Клинтон принадлежал к одной из самых известных семей Нью-Йорка: его отец Джеймс прославился как герой Войны за независимость, а дядя, Джордж Клинтон, был в 1805-1812 годах вице-президентом при двух президентах — Томасе Джефферсоне и Джеймсе Медисоне. Впрочем, оба президента сомневались в целесообразности проекта.
Губернатор Клинтон поручил разведку маршрута Джеймсу Геддесу — юристу и судье из округа Онондага, бывшему члену ассамблеи штата и топографу-любителю. В его честь был назван городок солеваров Геддес — ведь топограф был к тому же одним из пионеров местной соляной индустрии, для нужд которой и собирались строить канал. Большую часть 1808 года Геддес бродил между Гудзоном и озером Эри, изучая местную топографию.
В 1809 году к президенту Джефферсону в надежде добиться федерального финансирования отправилась делегация штата Нью-Йорк. Момент казался благоприятным — впервые за свою короткую историю Соединенные Штаты были платежеспособны: крупные долги удалось урегулировать, доходы росли. «Это блестящий проект», — сказал Джефферсон и добавил: «И его обязательно надо осуществить лет через сто. Но думать о нем сейчас — почти безумие».
Тогда губернатор Клинтон начал искать деньги в собственном штате, жители которого уже успели окрестить несуществующий канал «канавой Клинтона». В 1810 году законодатели штата учредили «Совет комиссаров» с бюджетом в 3000 долларов. Комиссары должны были подготовить финансовое обоснование проекта, но ньюйоркцы не сомневались, что вся эта комиссия — чистое жульничество, просто чиновники собираются устроить себе каникулы за счет налогоплательщиков. Действительно, трасса будущего канала должна была пройти в живописной северной части штата, считавшейся прекрасным местом для отдыха, тут еще выяснилось, что некоторые комиссары собираются отправиться туда с женами.
Де Витт Клинтон тоже участвовал в работе этой комиссии, которая выяснила, что солеварни действительно производят гораздо меньше соли, чем могли бы: ведь плохие дороги все равно не позволят вывезти больший объем продукции. Решили спросить у местных жителей, не поможет ли делу постройка новой дороги от солеварен до озера Эри, всего-то девять миль. Нет, возразили местные, это будет на руку только британцам: канадские лодочники на озере будут перевозить соль в британскую Северную Америку и продавать там. Клинтон не мог бы пожелать лучшего ответа. Последним аргументом в пользу канала стала новая война с Британией в 1812-1815 годах. Как только она началась, американцы быстро вспомнили, что такое нехватка соли. Британцы блокировали штат Массачусетс с моря и не пропускали транспорты с солью с Кейп-Кода в Бостон и Нью-Йорк. Впрочем, ловким морякам Новой Англии иногда удавалось по ночам проскользнуть сквозь блокаду. В декабре 1814 года в бухте Рок-Харбор около городка Орлеан бросил якорь британский военный корабль. Британцы угрожали сжечь местные солеварни, а поскольку летом этого года они смогли пробраться даже в Вашингтон и сожгли там большинство общественных зданий, включая Белый дом, так что президент Медисон вынужден был покинуть столицу, то в серьезности угрозы мало кто сомневался.
И все же ополчение Кейп-Кода решило защитить от «красных мундиров» свои маленькие ветряные солеварни со сдвижными крышками. Они дождались, когда британский десант сойдет на берег, и открыли огонь. В короткой перестрелке было убито двое британских моряков, остальные предпочли ретироваться на корабль. Через месяц Эндрю Джексон одержал победу в последнем сражении войны — битве при Новом Орлеане, где англичане потеряли убитыми 2000 человек. После этого жители Трескового Мыса, разумеется, стали именовать славную стычку на пляже не иначе как «Битва при Орлеане».
Как только война закончилась, проект канала Эри был одобрен, и в 1817 году начались работы. Сметная стоимость проекта составляла шесть миллионов долларов — примерно по пять баксов с каждого жителя штата Нью-Йорк.
Имелось несколько планов финансирования строительства, один из них предусматривал введение налога на соль с севера штата в размере 12,5 цента с бушеля. Это был один из немногих соляных налогов в истории, который не вызвал раздражения налогоплательщиков: ведь канал должен был принести процветание в солеваренные районы.
Канал строился и вводился в эксплуатацию поэтапно. Первая секция длиной 98 миль протянулась от города Ютика до реки Сенека, вдоль всего солеваренного региона. Весовая станция для приема грузов с барж была построена в глухомани на маленькой пристани Сиракузы и стилизована под береговую башню в греческом вкусе.
В октябре 1825 года был закончен последний участок канала. Губернатор Клинтон и другие видные граждане штата (в том числе Джошуа Форман) отправились в Буффало и там взошли на борт флотилии, которая должна была открыть навигацию по каналу. Флагманское судно «Вождь Сенека» украшал литографированный портрет Клинтона в римской тоге. Помимо этого на борт были взяты и другие символические предметы: две фляги воды из озера Эри, которую надлежало вылить в воды Атлантики, несколько озерных сигов, каноэ, сделанное индейцами с озера Верхнего, и некоторое количество поташа с солеварен Салины.
Общая длина канала Эри составила 363 мили. Как и большинство великих мостов и других гидротехнических сооружений, он манил несчастных романтиков, которые время от времени решали в нем утопиться. Легко представить себе степень их изумления, когда, бросившись в воду, они тут же ударялись о дно: из-за недостатка финансирования «канава Клинтона» получилась всего в четыре фута глубиной.
Открытие канала ознаменовало наступление золотого века американской соли. В 1837 году только на Тресковом Мысу работало 658 солеваренных предприятий, которые производили более 26 000 тонн соли ежегодно. Но с тех пор как у штата Нью-Йорк появился собственный водный путь, Кейп-Код утратил свои преимущества.
Нью-йоркские солевары тоже использовали раздвижные крышки, придуманные на Кейп-Коде. Эти крышки были неисчерпаемым источником развлечений. И на Тресковом Мысу, и в Сиракузах матери сердились, что мальчишки-сорванцы то и дело удирают из дому на солеварни и протирают штаны, катаясь с крышек и ползая между чанами. В многих американских мемуарах есть детские воспоминания о солеварнях, служивших площадками для игр, и о целых акрах, занятых огромными чанами, с которых свисали белые, янтарные и ржаво-красные сталактиты.
Процветающие соляные производства штата Нью-Йорк занимали все большую площадь, и становилось все труднее быстро накатить все крышки при внезапном дожде. Были даже построены сторожевые башни с сигнальным набатом. Если сторожа замечали черную дождевую тучу, они звонили в колокола, и сотни семей бросали все и бежали накрывать рассол. Семьи соревновались: кто первый закроет целый ряд чанов. Победитель получал небольшой денежный приз.
Салина была очень важным городком: здесь имелись многочисленные солеварни и несколько сот домов. А Сиракузы через которые должен был пройти Эри, были просто брошенным поселком на болоте. Полковник Уильям Стоун, посетивший Сиракузы в 1820 году, когда здесь жили всего 250 человек, записал: «Это настолько печальное место, что даже сова разрыдалась бы, пролетев над ним».
Канал Эри шел с запада на восток. А канал Осуэго, соединивший канал Эри с озером Онтарио, проходил с севера на юг. Они пересекались под прямым углом в самом центре Сиракуз, и скоро поселок, мосты которого были освещены факелами, отражающимися в каналах, стали называть «американской Венецией». Действительно, подобно итальянской Венеции, Сиракузы теперь стали важным перевалочным портом, где соль округа Онондага перегружали с мулов на баржи. Ко времени, когда канал был полностью достроен, то есть всего через пять лет после того, как вид городка расстраивал пролетающих сов, население Сиракуз утроилось, а к 1850 году здесь жили 22 000 человек.
А потом у штата Нью-Йорк появилась не только своя Венеция, но и свой Ливерпуль — городок, который назвали так специально для того, чтобы продукцию округа Онондага можно было продавать по всей стране под старой проверенной торговой маркой — «Ливерпульская соль».
Не успела окончиться война за независимость, как разгорелись споры о том, где быть столице новой страны. Виргинцы настаивали, что самое подходящее место — берега реки Потомак. Аргумент выдвигался довольно неожиданный - Потомак, протекающий по Виргинии и впадающий в Чесапикский залив, якобы где-то на западе соединяется с рекой Огайо. А значит, может считаться величайшим водным путем Америки — ведь Огайо течет по Среднему Западу и впадает в Миссисипи. На самом деле бассейн Миссисипи не связан с Атлантическим побережьем, однако из Западной Виргинии и вправду можно добраться по воде до Огайо: туда течет река Грейт-Канауа, и когда американские пионеры двинулись на запад через Аппалачи, она стала одним из главных путей для них. Именно речная торговля и приток переселенцев превратили пограничный форт Чарлстон в большой торговый город. И фундаментом экономического развития Среднего Запада была соль.
На северном берегу Грейт-Канауа имелся большой выход соли, известный как Большой бизоний лизунец. Здесь издавна добывали соль индейцы, а первые колонисты, пришедшие сюда с востока, обнаружили в округе множество тропок. Но они были протоптаны оленями и бизонами, а вовсе не следопытами вроде Дэниэла Буна, который чуть раньше проложил первую тропу через Аллеганские горы в долину реки Огайо.
В 1769 году, когда небольшая экспедиция Буна двинулась через Камберлендский проход в Кентукки, он и его товарищи взяли с собой соль округа Канауа. Так же поступали и тысячи других поселенцев, последовавших за ним. В 1797 году некто Илайша Брукс арендовал участок на лизунце, взял три полых ствола сикомора и забил их на десять футов в землю. Получилось три скважины. В двадцати четырех котелках, сжигая по пять мер дров, Брукс получал три бушеля соли в день.
Через десять лет был изобретен новый способ бурения - железный штырь вставлялся в сужающуюся к концу деревянную трубу, а сверху на штырь раз за разом падал тяжелый груз. Труба служила направляющей, и после каждого удара железо все глубже уходило в землю. Однако через семнадцать футов штырь уперся в сплошную скалу. Тогда его вытащили, наварили долото из твердой стали и продолжили долбить скалу внизу, медленно пробивая в ней скважину. Считалось, что это принципиально новое слово в буровой технике, хотя китайцы в Сычуане умели делать то же самое по меньшей мере с XII века. Более того, в 1807 году солевары Канауа начали доставать рассол из скважин при помощи трубы с клапаном внизу — то есть тем же способом, который был известен в Китае уже 700 лет.
К 1809 году Канауа во всеоружии этих потрясающих изобретений переживала настоящий бум. Небольшой участок речного берега превратился в самый важный солеваренный регион США после округа Онондага. Одна за другой бурились новые скважины, строились новые печи для выпаривания.
Война 1812-1815 годов стала настоящим подарком для солеварен Канауа. Английская соль исчезла, дефицит нарастал, и за три военных года число солеваренных печей возросло с шестнадцати до пятидесяти с лишним.
Большинство местных солеваров были мелкими предпринимателями, которые увидели здесь возможность всего за несколько лет сколотить состояние. В 1815 году, когда реке Грейт-Канауа действовало пятьдесят пять испарительных печей, самый крупный производитель владел всего четырьмя из них, а большинство мастеров довольствовалось одной. И все эти печи топились дешевым местным углем.
Если вы желаете просто засолить мясо, то надо всего лишь щедро натереть его солью и выдержать в погребе день-другой. Пупочная часть грудинки — одна из лучших частей для соления.
Шестифунтовый кусок соленой говядины надо варить полных три часа. Мясо следует класть в холодную воду, а если горшок не слишком большой, через полтора часа кипения воду надо поменять. Но на этот раз вскипятите воду, прежде чем положить в нее недоваренное мясо.
Лидия Мария Чайяд Рачительная американская хозяйка, 1829
После войны, когда на Среднем Западе стало быстро развиваться животноводство, перед солеварами округа Канауа открылись совершенно блестящие перспективы. Поскольку дешевле всего было сплавлять соль вниз по течению Огайо, фермеры тоже доставляли к реке огромное количество свиней и крупного рогатого скота. Животных везли вниз по реке в Цинциннати, забивали, а соленое мясо развозили во все населенные к тому времени области Америки.
Городок Цинциннати превратился в большой торговый город именно благодаря соли из Канауа и свиньям из Огайо, Кентукки и Индианы. К концу 1830-х годов в Цинциннати забивали почти треть всех американских свиней — больше ста тысяч голов в год. Другие города на реке Огайо — Луисвилл в Кентуки и Медисон в штате Индиана — также процветали.
У округа Канауа не было конкурентов на Среднем Западе. В отличие от испанских конкистадоров, американские пионеры предпочитали носить соль с собой, а не искать ее в новых землях. Оказалось, что мощные, пусть и удаленные, солеварни плюс налаженный транспорт — более эффективное решение, чем скудный источник соли где-нибудь под боком. И по мере того как пионеры продвигались на запад, вслед за ними плыли баржи с солью — так же их предки на восточном побережье ждали соляного транспорта из Англии.
В соляных шахтах Индианы, Иллинойса и Кентукки, многие из которых были устроены французами на тех местах, где соль добывали еще индейцы, раствор был слабее, чем в Канауа. Да и печи здесь топили не углем, а более дорогими дровами. Но соль округа Канауа была дешевле не только из-за этого: ведь ее делали рабы.
Округ находился в штате Виргиния, табачные плантации которого медленно приходили в упадок. Некогда мощная табачная индустрия полностью строилась на рабском труде, и сейчас на плантациях было столько рабов, что работы на всех не хватало. Хозяева обнаружили, что живую собственность можно выгодно сдавать в аренду солеварам. Перепись населения 1810 года зафиксировала в округе Канауа 352 раба, но к 1850 году их здесь было уже 3140, и почти все они работали на солеварнях.
По закону раба нельзя было заставлять работать более шести дней в неделю, но этот закон редко когда выполнялся. Если рабу везло, его ставили делать бочонки, в которых перевозили соль. Обычно он должен был сколотить семь бочонков в день, но иногда хозяин, сдавший его в аренду, выторговывал для своего раба лучшие условия: шесть бочонков в день. Хуже всего на солеварне приходилось тем, кто добывал уголь. Хозяева рабов, опасавшиеся что их ценная собственность будет испорчена, часто ставили арендатору условие, чтобы раб не работал в шахте ведь шахтеры часто калечились, а то и вовсе погибали в обвалах.
Но и другие работы на солеварне были опасны, особенно для рабов, не обученных этому ремеслу. Иногда котлы взрывались, а бывало, что работник, поскользнувшись, падал в кипящий рассол. Рабы с плантаций не хотели, чтобы их сдавали в аренду на солеварни, и время от времени им удавалось бежать с дороги, пока их везли на запад. Беглецу надо было всего лишь добраться до штата Огайо, где рабство было запрещено. Когда появились пароходы, побеги участились, и не только потому, что новый транспорт облегчал беглецам путь в Огайо, но и потому, что свободных чернокожих, отважившихся на побег, охотно нанимали в судовые команды. И даже рабы, также имевшиеся в команде все равно жили лучше, чем рабы на солеварнях Канауа. В январе 1835 года виргинский судья Льюис Саммерс сетовал: «Кажется, среди рабов на солеварнях наблюдается какое-то брожение, и я с большей, чем обычно, тревогой думаю об этой форме собственности».
Роберт Футлон вовсе не изобретал парохода, зато построил одну из первых подводных лодок — «Наутилус», от которой последовательно отказались французское, британское и американское правительства. Но Фултона навсегда прославил именно пароход, который он спустил на воду в гавани Нью-Йорка в 1807 году и на котором плавал по Гудзону. Пароходы строили и раньше: еще в 1790 году Джон Фитч организовал первую пароходную линию и перевозил пассажиров из Филадельфии в Трентон и обратно. Но все подобные эксперименты были провальными с коммерческой точки зрения, и только пароходик Фултона смог зарабатывать деньги и впервые продемонстрировал, что плоскодонное колесное суденышко с паровым двигателем может быть рентабельным.
Пароходы бросили первый серьезный вызов соляной нополии округа Канауа. Они были достаточно мощными, чтобы поднимать сколь угодно тяжелый груз вверх по течению рек, и к 1820-м годам английскую соль из Ливерпуля впервые стали продавать во внутренних штатах. Британские корабли, прибывавшие в Новый Орлеан за хлопком, выгружали здесь соль, которую привозили с собой в качестве балласта. Затем новые американские пароходы поднимали ее вверх по Миссисипи и ее притокам, в том числе и Огайо. Плоскодонным пароходам с неглубокой осадкой не были помехой даже луисвиллские пороги, которые до сих пор отрезали Медисон и Цинциннати от судоходного сообщения с Миссисипи.
Как раз в это время был достроен канал Эри, и солеварам штата Нью-Йорк открылся путь на запад. Нью-йоркская соль многим нравилась, потому что в результате медленного процесса выпаривания на солнце ее кристаллы были очень крупными. Но рабский труд и дешевый уголь делали соль Грейт-Канауа гораздо дешевле.
Канал Эри был далеко не единственным. В 1832 году было начато строительство канала Транс-Огайо: скоро искусственный водный путь длиной 334 мили свяжет реку Огайо с городом Кливленд на озере Эри. И единственным грузом, который перевозили по Транс-Огайо, была соль. К 1845 году по системе каналов соль из округа Онондага можно было доставить по воде до штата Индиана.
Администрация канала Эри обещала солепромышленникам штата Нью-Йорк компенсировать пошлины, если они будут пользоваться каналом для вывоза соли. Суда Великих озер, раньше возившие в качестве балласта песок, теперь использовали для этого соль. Так что иногда они даже перевозили ее бесплатно. И к 1840-м годам Сиракузы оставили позади Канауа и стали ведущим поставщиком соли на Среднем Западе.
Но это был не последний удар, который предстояло выдержать солеварам Виргинии. Протекционистские пошлины, введенные против импортной соли с целью стимулировать местное производство, раздражали многих на Среднем Западе, поскольку соль из-за них была дорогой. Облагая пошлиной импорт, говорили противники этой меры, правительство, в сущности, попустительствует жадным солеварам, задравшим цены до небес.
В качестве козла отпущения была избрана Канауа. В 1840 году сенатор от Миссури Томас Харт Бентон произнес речь, в которой сравнил местных солеваров с британской Ост-Индской компанией — презренным орудием британского колониализма, с которым американцы сражались в двух войнах.
Налог на иностранную соль, задуманный, чтобы сократить ее ввоз, но отдавший все, что было ввезено через единственный морской порт, Новый Орлеан, в руки перекупщиков, — этот закон породил и питает такую соляную монополию, что по размерам территории, которую она охватывает, по числу людей, которых притесняет, и по разнообразию и огромности этих притеснений она не имеет себе равных на Земле, за исключением индусов в Восточной Азии, страждущих под Железной пятой британской Ост-Индской компании.
...Американские монополисты действуют силой денег, опираясь на помощь банков. Они берут в аренду соляные источники, но не ведут на них добычи; они платят владельцам других источников, чтобы те остановили производство, а третьим они платят, чтобы те не открывали новых источников. И если называть вещи своими словами, они тормозят экономику, не желая производить соль в достаточных количествах.
Томас Карт Бентон, сенатор США, 22 апреля 1840 г.
Сенатору Бентону возражала делегация Массачусетса, которая отчаянно хотела сохранить налоги. Но к концу десятилетия они все же были отменены, и теперь уже не только округ Канауа, но и полуостров Кейп-Код стал неконкурентоспособным. В 1849 году на Тресковом Мысу побывал Генри Дэвид Торо, который описал, как солеварни ломают и продают на стройматериалы. Бревна, из которых были сложены соляные сараи, по-прежнему выделяли кристаллы соли, хотя производство тут давным-давно угасло.
Канауа выжила. Скоро страна разделится на Север и Юг и выяснится, что эффективная солеварня в южных штатах — редкая, почти невиданная роскошь.